О ВРЕМЕНИ

   Наступила эра высоких технологий и в Украине. Запад признал в нас братьев по разуму и обнял: «Компьютеры – умным, 600-е – новым, секондхенд – остальным!» Так преломилась его любовь в призме устройства чужого общества.
   Умные уезжали, новые воровали, остальные выживали. Недуги никто не лечил. Старики и самые слабые вымирали – в переполненных больницах, убогих жилищах и прямо на улицах. Оскорбленные и ограбленные. От огорчения за свое поруганное прошлое и никчемное настоящее. Лишения – вот то, что не отнимали. Народ редел.
   Как и работа. Особенно оплачиваемая. Та отошла в небытие внезапно, словно воды у беременной. Вместе с чаяниями...
   Костенела, застывала во времени бедность. Часть страны пропадала на заработках, другая выкручивалась из последних сил дома. Если бы люди рассчитывали на выплачиваемую раз в полугодие зарплату, то питались травой. Да и сама зарплата в своем продуктовом эквиваленте больше напоминала блокадный паек, чем прожиточный минимум человека.
   Безнадегу заливали. Особенно в деревнях. Кормильца от стакана уже не могла оторвать семья, она разрушалась основательно – словно сельские дороги.
   Сгнивали браки и в городах. Даже у передовиков производства, которые раньше закладывали лишь в получку и аванс.
   Ударники еще жили, а трудовые подвиги – уже нет. Грамоты ушли в утиль. Доски почета – на дрова.
   Отгородиться от проблем помогали друзья. На время забыть о них – соседи... Привычным способом.
   Тогда натянутые нервы бесполезной жизни лопались алкоголизмом. Зачастую жутким. Все все могли понять, но не все принять.
   Для последних вскоре играла скорбная музыка. Друзья и соседи помогали вновь – забыть навсегда! Тем же способом.
   Кто хлебнул армии, знает, что внутренние, плохо изученные ресурсы организма можно мобилизовать: не болеешь и легче переносишь тяготы. Однако годы постсоветского стресса не для всех оказались посильной ношей. Прогорал жизненный уголь этих людей.
   У самых зависимых – бомжей, тогда еще непривычных для нас в своих животных крайностях, запас прочности съедали суррогаты. И денатураты. И смерть даже наиболее молодых из них прибирала быстрее, чем больных СПИДом – года за три!
   «Спасибо вождям!» – хлопнув изготовленного в Крыму «Тройного», удивлял апофегмой такой доходяга, потому что с обновленной этикетки старого одеколона на него взирали Маркс, Энгельс и Ленин.
   Не было на этикетке только ушастого ракетчика, что вовремя уловил, словно локаторная станция, настроения людей и потеснил на НЕЗАВИСИМОМ Олимпе бывшего партийного бонзу.
   После выигранных президентских выборов НОВЫЙ демагог, как и СТАРЫЙ идеолог, справил нужду на кормившую его в советском прошлом идею, и, умело прикрываясь заботой о людях, окончательно поставил страну на ручник. Да добавил лежащему на брюхе государству голодных праздников. Обездоленным гражданам их и так хватало с головой.
   Страну заволакивало безысходностью как баньку дымом. Ту, что высокие политики растопили по-черному. И если первый после распада Союза «рулевой» сразу плел о скором процветании державы, то второй со временем заговорил о многовекторности развития страны. Указал, значит, к достатку путь. Видимо, басню Крылова «Лебедь, рак и щука» он не читал.
   За болтовней угадывалось шкурное: «Развитие – потом, пусть насытятся семья и клан». Складывалось впечатление, что президентское кресло каким-то непостижимым образом само по себе парализует желание любого избранного на пост главы государства человека служить интересам своей страны. В отличие от интересов собственных.
   По этой же причине, думается, предыдущий «патриот» отказался от ядерной дубинки. Зато приобрел «малэньку хатынку». В Швейцарии. Это когда средняя зарплата в Украине составляла доллар. А, может, ему мама на мороженое дала, а он сэкономил? К слову, в наши дни ООН начинает бить тревогу, если в какой-то стране большинство людей живут на доллар... в день!
   Новоиспеченный «демократ» ничем таким не заморачивался. И ожиданий народа не оправдал. Идея всеобщего процветания усопла в верхах, как только национальное самосознание привычно задремало в низах. Президент это почувствовал и вместо реформ взялся за наращивание мускулов – перетягивание на себя чужих властных полномочий. И вскоре его администрация уже жестко контролировала, во многом дублировала, а часто просто подменяла собой остальные хилые ветви власти на территории, которую очень условно можно было назвать независимым украинским государством.
   Громадное здание ЦК компартии Украины, где когда-то свободно размещался весь его аппарат, для расплодившихся чиновников, помогающих русскоговорящему украинскому президенту в работе, стало уже тесновато. Для сравнения – аппарат президента Франции составлял не более сорока человек. Провластный клан жирел. И наглел.
   Если бы оказалось, что «папа» – погоняло от благодарных соратников – взойдя на престол, накладывает на законы не только вето, никто бы, наверное, не удивился.
   Как не удивились мы тому, что Польшу, с которой в недалеком прошлом у нас был одинаковый старт, стало не догнать, а европейскую даль на политическом горизонте – не разглядеть.
   Страна не могла уже оторвать голову от проблемы выживания. Реторту вязкого народного горя раскаляла нужда.
   А на благодатной почве, словно на дрожжах, всходила криминальная среда. Разбухала, словно раковая опухоль. Ширилась. Обогащала устную речь блатной терминологией и составлялась с властью. В сочленение.
   Оплодотворенная грязными деньгами криминала политика понесла от него коррупцию, не оставив украинцам надежды на политический аборт.
   Бывшие партийно-комсомольские функционеры, уголовники и спортсмены со своего сегодняшнего пьедестала излучали высокомерие. Сияли, словно звезды, и могли на лицах заискивающей перед ними интеллигенции заметить признаки ее, интеллигенции, ущербности. Ущербности сродни той, что сквозила в телепередачах о живительной силе растительной пищи и выдувалась в виде громких хрипов из экономики.
   Экономику, к слову, «кукловоды» укрепили. Оброком. Подняли цены на газ, воду, отопление и элек-троэнергию, которые отключали, когда хотели. Да помогли стране непосильными налогами. Из виду упустили лишь зарплату.
   Слово «бартер» узнали дети. Крестьянина наловчились бить ценой на дизтопливо и курсом доллара при продаже урожая. Живущее натуральным хозяйством украинское село пропиталось нуждой. Насквозь!
   «То там, хлопци, щось нэ тэ», – комментировал катастрофически увеличивавшееся социальное расслоение грамотный «кормчий» на фоне очередной погибшей сотни шахтеров.
   И тогда общество задавалось привычным вопросом: что он хотел сказать? В редкие, но всегда волнующие моменты своего общения с журналистами президента-«философа» было трудно понять.
   Что, правда, даже вопросами этими общество задавалось недолго. Впоследствии за хозяина тявкал уже его диванный пекинесс – мерзавец не масштабный, но гнидный – в социально тихой, а не ядерной, как следовало из названия, передаче. Там шавка просто надрывалась.
   Однако ничего! Под дифирамбы власти, что пели продажные журналисты, средства, выделяемые на безопасность шахт, разворовывали еще резвее, а люди в лавах гибли все чаще. Так, жизнями горняков выстилался путь олигархии Донбасса в динамике своего развития. Таково было становление «донецких».
   Да! Не любящее, но пользующее Родину рафинированное ворье, сгрудившееся возле «гаранта» своего благополучия, нарекло украденное «частной собственностью». А «демократией» окрестило диктат.
   Поглумились опричники нового царя и над свободой слова. Заносимую к нам с Запада свободу погнали назад – в сияющую, свободную даль. Где свободе скучно, но уютно. Где ей и место – в ИХ реальность. В реальность недоступную, чьи даже телевизионные отблески ошарашивали нас гораздо сильнее, чем в период «железного занавеса», потому что «крепкие профессионалы от власти» окончательно поделили нас на холопов и бояр в угрожающей пропорции. Эти выкормыши нового режима прочно вставали на крыло – формировали собственную элиту и не оставляли сомнений относительно будущих государственных изменений... Торопились закрепиться у кормушки, которая даже за короткое время способна была обеспечить их на всю жизнь.
   Вообще утверждение, что богатый – значит умный, поскольку сумел заработать и все такое, лживо. В наших реалиях, во всяком случае. Просто внезапно разбогатевший тогда директор завода, председатель колхоза, бывший партийный или комсомольский функционер разбогател, потому что присвоил чужое. Ну, не услышал он тихий голос совести. (По Далю – это глас божий в тебе).
   Вот так и зарождалась новая ткань политических отношений. Плотная. Словно стеной разделяющая одних и других. Где за завесой тайны назначались министры, «герои Украины» и «люди года». Все – нувориши (от «ну, вор, ищи»).
   Их легко путали с бесами из-за, если присмотреться, часто гнусных, но совершенно точно бездушных, словно у чучела, харь. А многие бесами и были. Иначе как объяснить цинизм, с которым одни, уже распухшие от денег, продолжали мордовать других – тощих. Массово.
   Нравы в самой элитной среде были под стать «элитным героям». Ордена и регалии в этой среде покупались. И продавались. Кадры тасовались. Но с орбит слетали лишь те, кто откровенно забивал на хозяина – материалиста со стажем.
   Возможно, контуженный на политическом поприще, старый атеист вдруг обратился к Богу – стал появляться на публичных мероприятиях вместе с митрополитом. Сие призвано было убедить верующих в его духовности.
   Однако к духовности подобные экивоки лицемера отношения не имели. Никакого. Потому что государственные решения по-прежнему оставались прямо противоположны основам, заложенным в Нагорной проповеди.
   Похожая картина наблюдалась и на остальных уровнях власти. Вообще же, намерения ничтожеств не только из президентского окружения, но даже из широкого круга власти, словно матерные слова на заборе, были написаны на их рожах большими буквами – считывались сразу. Все эти волки замерли в ожидании приватизационной овцы, которую уже совсем скоро должны были освежевать.
   И вот бурят подготовил ваучеры, а лидер нацию – поведал о тенденциях в экономике. Их он знал хорошо – как украинский язык. Поняли лишь свои!
   Затем «ученик» уверенно распечатал первую капиталонакопительную пятилетку. С отмашкой его сподвижники технично потянули народное добро. Начался настоящий дерибан. Кража предыдущей властной командой Черноморского пароходства (одно из следствий – дорогая рыба) и денег от продажи военного имущества теперь казалась детской шалостью.
   Самое интересное, что «красавец», с чьей легкой руки разбазаривалась страна, искренне полагал, что находится на своем месте. «У нас же нет войны», – совершенно серьезно заявлял он, ставя это себе в заслугу. Интересно, с кем, он считал, мы могли воевать? И знал ли он вообще, в каком состоянии находилась практически не финансируемая армия?
   А помните, как «голубь мира» и сотоварищи скрывали коллапс в экономике? Говорили примерно следующее: «Темпы падения производства замедлились на двадцать процентов по сравнению с прошлым годом».
   Это вместо того, чтобы честно сказать: «Уровень жизни в нашей стране, одной из самых больших стран Европы, едва дотягивает до уровня жизни некоторых развивающихся стран. Тех, которым наши трудящиеся не так давно помогали. И если кто-то захочет найти место, которое мы сейчас занимаем в мировом рейтинге, искать следует среди африканских строчек. Так будет продолжаться до тех пор, пока не растащат все ликвидные предприятия. Потерпите, потому что делить трудно».
   Вот так, день за днем, все больше матерела власть. И добрело в памяти людей союзное прошлое, и потому на Седьмое ноября шли толпы демонстрантов и мотылялись красные флаги. Растерянная страна продолжала дуреть, глядя на мир сквозь серп и молот своей нищеты.
   О народной ностальгии можно было судить и по большой парламентской фракции коммунистов. Где марксизм подменял нигилизм, а партийная идеология пасовала перед деньгами американского империализма.
   Сами же фракционеры, местечковые борцы за торжество справедливости, заняли во власти интересную позицию... О принципиальности болтали и беспринципно поступали. Кормящую руку не кусали, а бывшего соратника – парторга завода – исправно удовлетворяли. Когда еще электорат разберется, за что кому блага раздавали. И насколько глубоко в их ряды проникали... При голосовании по ключевым вопросам узурпации власти. И прихвата собственности.
   Собственности, что принадлежала государству. Карикатурному. Как в зеркале отражавшему государство побольше. Тоже нездоровое. И соседское. Где уже лопнул МММ и пропал с экранов пропойца-предприниматель Леня Голубков. Где растрясли «Дом русского селенга» и, забыв про маму, мызнул в Израиль главный грызун «Хопра». Где появились причины усомниться в «Тибете» даже у идиотов. И где, обобрав всех второй раз, власти предержащие сворачивали безобразный, оглушивший население «пирамидный» разгуляй.
   У нас размах был поменьше, а скандалы потише. Как и должно быть на периферии, где правит поставленный князек.
   Из местного розлива широко развернулись только пирамиды УФГ, «Меркурий» и «Омета-инстер».
   Организатора «Меркурия», Семена Юфу, толкали в народные избранники бандиты. Благо он не прошел, в отличие от Мавроди в Москве. Не помог ни подкуп избирателей и известных артистов, ни зафрахтованный на время выборов в парламент региональный телеканал.
   На следующий день после оглашения результатов Сема подался туда, куда охотно уезжали его соплеменники. В том числе и не чистые на руку.
   А вот главный наш динамовец, с чьим именем злые языки связывали пирамиду «Омета-инстер», никуда не уезжал. И, как потом оказалось, не прогадал...
   Ну, как бы там ни было, а шквал обломков финансовых афер утихал. Наступил предел доверчивости и у наших не подготовленных к очередному колоссальному обману граждан.
   У соседей и у нас вновь разошедшийся по шву стык жизни и экономики зарубцовывался на привычных к побоям телах наших народов, несмотря на девальвацию денег и моральных ценностей.
   Моральных ценностей особенно. Потому что ликующий поэт, воин-герой и большой ученый уже сузились в умах красавиц до размеров инженера c разлагающегося предприятия. Их место заняли подержанные бизнесмены. А что? Гнилые пеньки – на фарфор, немощь и возраст – на бытовой прорыв для юной спутницы, возможно, недавно игравшей с курами в родном райцентре. Так замешивалось в душах подорожавших в Киеве бездельниц понятие состоявшегося человека.
   Такой гротескный стереотип в этом кругу приживался. И вопреки здравому смыслу трансформировался в пораженное болезнетворными вирусами общество.
   Но успешных на всех не хватало. Поэтому девчонки попроще, но с похожей жизненной установкой, оседали в борделях. Наших и западных. В последние отправлялись сплошным потоком. Не заросла туда народная тропа и по сей день.
   Под шумок переориентировалось и искусство. Становилось во многом педерастическим. Чиновникам-невеждам и присосавшимся наверху малообразованным поганцам оно было ни к чему. А расцветшие буйным цветом геи норовили опустить искусство до удобного им уровня...
   Жизнь не улучшалась. К старым проблемам добавилась неподъемная цена на бензин – вымирал, особенно в маленьких городках, общественный транспорт. Ж/д билеты по государственным ценам можно было купить лишь в диких очередях, а валюту по курсу НБУ – вообще только во сне. Если ты никак не был связан с властью, конечно.
   Однако Киев преображался. Прихорашивались парикмахерские и наряжались магазины. Пропадали из центра ларьки и растопыривали цены рестораны. В задохнувшихся НИИ открывались офисы и переделывались в ночные клубы кинотеатры. Благоустраивались рынки и красивее стали салюты.
   На улицах становилось меньше: урн, деревьев, фонарей. И арабских людей. И все больше пьяных подростков. И непонятных, безвкусных памятников. И секс-шопов. А в квартирах появлялись непривычные вещи – биде, например.
   Уезжавшие надолго, вернувшись, не узнавали столицу. С ее зализанными иномарками; значками «Гербалайф» на одеждах граждан («Если хочешь похудеть – спроси меня как»); кастрюлями «Цептер», олицетворявшими радость потребления, и относительным, пусть дорогим, но продуктовым изобилием.
   Собственно и те, кто оставался дома, тоже отмечали разительные изменения, произошедшие с городом. Чем меньше они узнавали Киев, тем больше понимали, что переставали быть его частью, что нарушалась настройка, связывавшая их с прошлым – изменялся лад этой связи, искажался тембр ее струн... Не оставляло ощущение, что кто-то чужой, кто не любит город, без ведома его жителей хозяйничает в их доме. И с этим следует примириться. К этому следует привыкнуть, если хочешь вписаться в новые реалии близкого сердцу места, куда уже полным ходом потянулись из областей бедные и богатые: одни за работой, другие за новыми возможностями.
   В Киеве, в отличие от остальных урбанистических центров Украины, разворачивались стройки. Здесь возводились целые жилые массивы и уплотнялся за счет новых домов центр.
   Внешне город отмежевывался от повсеместной нищеты других городов. Все меньше в его настоящем сквозило недалекое прошлое – обветшалое. И все больше просвечивало ближайшее будущее – глянцевое. Но пока тоже ублюдочное.
   Лишь размахом город отставал теперь в своем обезьянничестве от Москвы. И если Москва уже не была Россией, то и Киев все меньше напоминал Украину.
   Это если о хлебе. Что же до зрелищ, то нас, недоразвитых европейских аборигенов, сильнее интернетных порносайтов и смешной декларации президента о доходах поражала тогда мобильная телефония – последняя, созданная человечеством в уходящем тысячелетии, массовая игрушка.
   Соты – узлы ее безволоконной нервной системы маяками вырастали вдоль основных транспортных русел. И скучивались в городах – поддерживали связь в беспроводных телефонах размером с барсетку, которую обладатели мобильных тоже обязательно таскали с собой. Впрочем, в размерах телефоны ужимались быстрее, чем даже дешевели компьютеры.
   «Сотовые», как их тогда называли, дарили плутократам не только радость общения. Иметь такой телефон считалось круче, чем иметь секретаршу во всех смыслах. И ценилось выше, чем умение разбогатевших подонков разбираться в дорогих машинах, еде и часах.
   Хвастались небожители примерно так: «Ну, слушай, моя motorola из таких подвалов берет...». И это вызывало зависть продвинутой молодежи, что слова «гламур» еще не знала, но четко сбивалась в тусовку по материальному признаку и узко прорастала в обществе развратным средним классом... Ее еще называли бомонд. Большей частью ошибочно.